О чем я опять просил Москву. На этот раз ответили куда быстрее. На аэродром Новое Гутково перебазировался истребительный авиаотряд НКВД. Кроме того нам обещалась помощь транспортной авиации в эвакуации раненых.
Поздним вечером на аэродром село пять краснозвездных и красноносых "Фридрихов". Местный народ сначала не разобрался, что к чему хотел идти брать пилотов в плен, но в дело вмешались посланные мной "погранцы", взявшие самолеты и летчиков под охрану. Несколько позже туда прилетели и транспортные Юнкерсы и Ли-2, доставившие продовольствие, медикаменты и боеприпасы. За ночь они успели сделать по два рейса. Вывезя за линию фронта почти четыреста человек раненых. Лететь им было сравнительно не далеко всего — то чуть более трехсот километров. Освобожденные из плена авиамеханники за ночь смогли поставить на крыло два СБ, две "Чайки" и И-16. Топливо и боеприпасы были. Так что утро 23 июля мы встречали с авиационным прикрытием.
Как мне не хотелось, но попасть на аэродром мне не удалось. Немцы за день не настрелялись и вместо того чтобы сидеть тихо щупали своими разведгруппами наши боевые порядки. Из подразделений на линии соприкосновения войск постоянно шли сообщения о перестрелках. Мои штабные работали не покладая рук, карандашей и телефонов. В принципе ничего страшного не было. Нигде немцы не смогли вклиниться в нашу линию обороны. Поступления к ним резервов отмечено не было. К полуночи удалось сформировать еще три маршевых батальона, танковую роту и кавалерийскую группу. Батальоны были разделены между командирами северных участков обороны — Григорьевым, Пономаревым и Соловьевым. До места назначения они были доставлены поездом и автотранспортом. Танкистов и конников свели в единую конно — механизированную группу, направленную на трассу Несвиж — Осиповичи.
Галина пришла ко мне в кабинет с докладом под утро. Уставшая, голодная, с мешками под глазами она принесла с собой запах спирта и лекарств. Раненых и больных было слишком много, а медперсонала очень мало. Среди пленных все кто был связан с медициной, хоть в какой — то степени. Не хватало рук, перевязочных и укрывочных материалов, медикаментов. Не помогло даже привлечение к работам учениц местного медучилища и добровольцев из числа местных жительниц. Эвакуация в тыл партии раненых тоже особо положение не изменило. Тысячи человек требовали медицинского ухода и продолжали умирать. После освобождения из лагерей санитарные потери составили сто шестьдесят человек. Несколько человек умерло уже на аэродроме, так и не дождавшись погрузки в самолет. Эвакуации требовало более трехсот семей командиров. Одних детей только пять сотен набралось. Местное население с оказанием помощи не спешило.
Закончить свой доклад она не успела. Уснула сидя за столом и не допив чай принесенный Никитиным. Пришлось мне ее переносить на диван и укрывать припасенным для себя одеялом.
Ни тот день, ни после связной Центра на меня так и не вышел. И это было странно. Не прилетел он и на самолете.
__________________________________________
В ночь на 21 июля между Главным генерал — инспектором кавалерии генерал — полковником Городовиковым и Начальником Генерального Штаба маршалом Шапошниковым состоялся телефонный разговор (АИ).
"ШАПОШНИКОВ. Здравствуйте, Ока Иванович!
Народный комиссар обороны товарищ Сталин приказал мне Вам передать:
1. Выпустить конницу для действия по тылам противника по маршруту, указанному в директиве. У нас имеется большое сомнение в пропуске ее восточнее Бобруйска, так как по всем данным на фронте Бобруйск, Пропойск действуют плотные группировки противника.
2. Если не сумеете пропустить конницу за линию фронта 22.07.1941 г., необходимо выпустить ее с таким расчетом, чтобы она прошла линию фронта перед рассветом 23.07.1941 г.
3. Никакого особого воздушного обеспечения коннице сейчас не давать, чтобы не привлекать внимание противника к району действий конницы. Поддержку с воздуха коннице нужно будет оказать тогда, когда противник будет ее бить с воздуха. Для этого нужно будет хорошо отработать вызов конницей истребительной авиации через промежуточные пункты связи, которые нужно эшелонировать до штаба 21–й армии.
4. Ничего лишнего и тяжелого коннице с собой не брать, оставив все в районе Речицы или Гомеля. Конница должна быть налегке для действий вне дорог по лесам и болотам.
5. Самолеты связи я Вам сегодня к вечеру или к утру 22.07 посажу на гомельские аэродромы. Все.
ГОРОДОВИКОВ. Здравствуйте, Борис Михайлович!
Восточнее Бобруйска я совсем не собирался пропускать конницу; придерживаюсь, пропуска конницы по маршруту согласно директиве, но мне показывает сводка 21–й армии о большой группировке противника юго — западнее Бобруйска, особенно в районе Глуска — 30 000 пехоты и конницы, а также южнее Кошевичей — до полка пехоты. Поэтому я просил помощи в бомбардировке противника в районе Бобруйска и Глуска. Мною приняты меры, чтобы облегчить конницу от излишних грузов. Пропустить конницу 23.07 с рассветом можно с большим затруднением ввиду того, что 11 эшелонов 32 кд еще не прибыли. К утру, возможно, прибудут. Приму все меры для того, чтобы 23.07 конную группу с рассветом выпустить, и, в крайнем случае, во что бы то ни стало, постараюсь выпустить ее к исходу 23.07.
О выходе конницы согласно директиве в данный момент затрудняюсь Вам доложить, так как по ходу действий и по обстановке на фронтах к тому времени будет видно, в каких условиях придется выходить. Основной задачей считаю использование конницы на коммуникациях Могилев — Орша. Прошу: в момент пуска конницы прикажите 21–й армии, чтобы она перешла в наступление в направлении Бобруйск, Глуск. Все.