Свои доводы о невозможности продолжить наступление мы сообщили в штаб фронта. Но там их не восприняли и лишь подтвердили необходимость удара на Рогачев.
В связи с этим ночью в здании бывшего штаба 47 армейского корпуса состоялось совещание старшего командного состава Бобруйской группировки войск. На нем присутствовали все три командира кав. дивизий (генерал — майор, комбриг и полковник), командиры 214 десантной бригады (полковник Левашов) и боевой группы 121 дивизии (полковник Ложкин), ну и мы с Николаем Козловым. Я как командир ударного отряда НКВД (численностью в мотобригаду) и комендант Бобруйска, а Николай как мой заместитель и командир бронегруппы.
Николай прибыл в Бобруйск на поезде, доставившем из Осипович раненых и трофейные танки. В боях за Осиповичи бронегруппа понесла существенные потери в людях и технике. Если личный состав можно было пополнить за счет бывших пленных, то вот с техникой дело было швах. Треть легких танков были утрачены полностью и не подлежали восстановлению. Из оставшихся в строю машин, половина требовала ремонта и технического обслуживания. Ремонтники не покладая рук вкалывали для восстановления машин. Запчасти они брали с подбитых и не подлежащих восстановлению танков, а таких становилось все больше и больше. Несмотря на наличие в городе нескольких предприятий и депо восстанавливать танки в Осиповичах не представлялась возможным. Город и станция находились под обстрелом вражеской артиллерии, действовавшей со стороны станции "Марьина Горка" и "Елизово". Потому у сержанта вся надежда была на захваченные в Бобруйске трофеи и возможность организации тут ремонта поврежденных машин.
На совещании обсуждался вопрос о наших дальнейших действиях. В тех условиях, в которых мы находились, вести наступательные действия было нереально. Это понимали все присутствующие, но и ослушаться приказа штаба фронта не могли. Задача ставилась четкая и однозначная. Вопрос был только в одном — кем и чем наступать? Теоретически из захваченного в Бобруйске вооружения и техники можно было сформировать два истребительных, штурмовой и бомбардировочный авиационные полки, артиллерийский полки, танковый и автомобильный батальоны, тяжелый и противотанковый артдивизионы, артиллерийский и два зенитных бронепоезда. Из бывших пленных до пяти стрелковых полков. Вот только проблема была в том, что освобожденных из лагерей людей нельзя было просто так взять и поставить в строй. Среди них было слишком много больных, раненых, сломленных и истощенных пребыванием в лагере людей. Решать вопрос с ними надо было "еще вчера". По примерным подсчетам только раненых и больных среди бывших пленных было около трех тысяч человек, а ведь были еще бойцы из наших подразделений. С таким количеством эвакуироваемых наша авиация даже с учетом захваченных в Бобруйске транспортных самолетов справиться не смогла бы. Общими усилиями решение этой проблемы было найдено. Коридор, пробитый кавалеристами через линию фронта, еще действовал, проводники, что вели дивизии через болота, были живы. А раз то решили всех раненых и больных, тех, кто мог передвигаться и стоять на своих ногах, отправить за линию фронта на гужевом транспорте. Благо этого добра хватало. Охранять и сопровождать раненых до линии фронта должны были бойцы 41 кав. полка 47 кав. дивизии, тем более что конники в пехотном строю смотрелись откровенно плохо. Вместо них позиции должны были занять два "офицерских штрафных батальона" из числа освобожденных в офлаге.
За счет бывших пленных решился и вопрос доукомплектации боевых частей. Туда были направлены все бывшие пленные, кто принимал участие в боях за город и прошедшие "фильтр". Для фильтрации лагерей были задействованы сотрудники особых отделов частей и команда Петрищева.
За вечер и ночь на 25 июля было сформировано 6 штрафных батальонов. Командирами взводов в штрафных ротах стали выжившие в бою за Бобруйск курсанты. За счет этих батальонов решался вопрос с наступлением на Рогачев. Наступление должно было вестись вдоль шоссе Бобруйск — Рогачев. Вместе со штрафниками в бой шел отряд 121 дивизии, танковый взвод и противотанковый дивизион. Наступление должен был поддерживать артогнем артиллерийский полк, сформированный из орудий врага, захваченных в Бобруйске. Авиационную поддержку осуществлял звено наших "Чаек" и "Ишачков" с аэродрома Бобруйска. Летуны клятвенно мне обещали к утру собрать из авиацинного хлама, стоявшего на площадке у ангаров, еще пару машин и подготовить к вылету Су-2. Использовать немецкие самолеты не стали — не было специалистов. Правда с аэродрома Н. Гутков позже приехали в качестве инструкторов летчики — истребители (потерявшие своих "фридрихов" в боях над Слуцком) и транспортники из отряда Паршина. Они же должны были перегнать часть самолетов за линию фронта. А пока часть свободных от восстановительных работ технарей активно закрашивало кресты и опознавательные знаки врага.
В случаи успеха в прорыв должны были вводиться мой отряд, бригада десантников и танковая рота. Использовать в атаке кавалерийские части посчитали неразумным. В линейном бою силы кавалерийского полка равны в лучшем случаи пехотному батальону. Их дело рейды по тылам, перерезание коммуникаций врага, а не гибнуть под огнем пулеметов и орудий окопавшейся пехоты. Не задействовалась в наступлении и бронегруппа Козлова. Ей надо было решать свою задачу — удерживать Осиповичи. Николай, правда, выторговал себе возможность вывести своих бойцов из боя на несколько дней для отдыха, ремонта, восстановления и обслуживания техники.